Байки был спокоен как удав. Он уже привыкал к приступам рефлексии своего друга. В отличие от Айзека он не сомневался в своей правоте:
— Мир не потеряет технологий, которые он уже приобрел от ОЭ. А больше ничего хорошего ждать не приходится. И не ссы, перед тем, как всё хакнуть, мы еще раз всё взвесим. Лучше посмотри-ка вот на тех красоток…
И Байки залихватски подкатил к двум туристкам, познакомился и пригласил вместе посидеть.
Девушки оказались из Швеции, из Стокгольма. Стефани и Карла. Утром они приплыли на большом круизном лайнере, который завтра отходил в Рим. За три дня плавания молодые девчонки успели заскучать на корабле и с удовольствием составили компанию. Посидели очень весело, Байки наплел белокожим шведкам про предстоящее им опасное путешествие через всю Африку, до самого Йоханнесбурга, и позвал смотреть дом-фургон, где они с Айзеком будут жить, ночевать и готовить, пересекая жаркий черный континент, параллельно сокрушаясь, что, наверное, им в дороге будет ужасно не хватать белых женщин.
Поверили или нет веселые Стефани и Карла в африканское путешествие было не ясно, но дом-фургон смотреть пошли.
Айзек, несмотря на выпитое пиво, на абсолютно свободный вечер и ночь, на откровенную симпатию со стороны Стефани, и даже, несмотря на ее миленькое личико, предпочел предоставить фургончик и непринужденное общение в полное распоряжение Байки. В его голове крепко сидели Мишель Бланш… и Викки, другие девушки его точно не интересовали. Айзек старался гнать от себя мысли о Викки-девушке, вызывая в себе воспоминая из детства, что они были друзьями, жили фактически как брат и сестра. «Не, такое признание ее точно шокирует», — думал он. А огорошить и оттолкнуть от себя Викки ему совсем не хотелось. Стоило признать, что даже вроде как начиная размышлять о Викки, он все равно ловил себя на мысли о том, что, думая о любви, переключается на Мишель. Наверное, это и к лучшему.
Айзек пошел прогуляться по Старому порту города.
Байки, глазом не моргнув, сгреб в охапку обеих подружек, обещая рассказать про опасных гиппопотамов, а также людоедские обычаи некоторых племен. Но начал он с того что у одного льва обычно сразу несколько львиц, и он занимается любовью до семнадцати раз в день. Последнее, что Айзек услышал, вылезая из фургона, это начала рассказа о том, что девушки в Африке часто не носят никаких блузок, предпочитая естественность природной наготы…
Байки не удосужился ни позвонить, ни написать Айзеку, когда девчонки ушли, заснув посередине фургона прямо на скомканном спальнике. Таким, уже в одиночестве, и застал его разозленный Айзек, который к началу пятого утра сильно замерз и вынужден был вернуться к фургону, несмотря на то, что его друг не отвечал ни на его звонки, ни на сообщения.
На следующее утро Айзек и Байки погрузились на паром, который отплывал из Генуи на Сардинию.
— Смотри, какой вид! Интересно как бы его изобразил какой-нибудь Моне или Пикассо.
— Отлично бы изобразил. Он бы и тебя вчера изобразил неплохо. Со спущенными штанами в фургоне набитом всяких хламом и пивными бутылками.
— Тебя вчера никто не гнал. Ты сам ушел. Нефиг теперь злиться. Посмотри лучше, как красиво.
— Посплю пару часов, а природу пока отложу.
Заснуть у Айзека не получилось, тем более что в фургоне дико воняло перегаром. Пришлось возвращаться на палубу к Байки.
— Природа — это бесконечность шедевров, и любое изобразительное творчество — это стремление выдать такую композицию, цвета, глубину, чтобы почти не уступало природе, — Байки подмигнул, выделив слово «бесконечность».
— Не согласен. Зачастую художник не стремится выдать что-то такое. Мне, например, непонятен феномен Пикассо. Он точно не стремился повторить красоту природы.
— Ну, с Пикассо все ясно, он гений.
— Поясни мне, раз тебе все понятно, мне глупому, в чем же гений Пикассо?
— У Пикассо есть реальные шедевры, которые показывают его талант. Например, "Девочка на шаре", знаменитый «Голубь мира». Весь розовый период. Надеюсь, ты в курсе, что это такое? А есть у него и совсем будто детские рисунки, которые, тем не менее, тоже стоят бешеных денег. Плюс Пикассо — гениальный менеджер как минимум. А что касается его искусства, то спорю, не найдется смельчака из авторитетных экспертов, который готов вслух критиковать Пикассо. Его разнесут в пух и прах. Тоже и с обывателями:
"— Вам нравится Пикассо?
— О, да, он гений!
— Что вы видите в его работах?
— Ну, вижу краски, интересные мысли…
— И какие же мысли вы видите в этих загогулинах и крупных мазках? Я вот не вижу…
— Кто вы такой чтобы критиковать Пикассо? Вы просто его не понимаете!
— А вы понимаете?
— Понимаю. И другие понимают".
Никто не понимает, все думают, что есть какие-то другие. Но других нет. Да, есть поклонники, которые искренне тащатся от его работ.
Сам художник мог в принципе не вкладывать в свои картины смысла, рисовать, как говорят, "от живота". Но только Пабло умер, и нельзя его спросить — я тебя правильно понимаю? Вот есть в Индии слон, который берет хоботом кисточку и возит по холсту или картону. Его, наверное, какой-нибудь эксперт-умник "поймет", если скрыть, что это полотно животным нарисовано.
— Интересно, — прервал этот монолог в лицах Айзек, — какой рейтинг креатива был у Пикассо? Наверняка очень крутой.
— Было бы забавно узнать, что он средний, а у тех, кто его раскрутил — высокий. Вот это была бы хохма!
— Помнишь художника, который прославился только после того, как стал веджи. Когда его «скачали», оказалось у него куча ОЭ, он попал в топ самых высокорейтинговых доноров. Журналисты раструбили эту историю, и народ начал восхищаться его работами. Сразу причислили его к величайшим гениям современности.